Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

I

Песчаную дорогу месят летними шинами дачные авто. «Ездить не умеют», — ворчит, сжимая зубы, седовласая статная дачница, спина её исходит гордостью. Она — хозяйка деревянного дома в два этажа, построенного у самого края дороги ещё на те, советские деньги. Бежит эта дорога через поле к сухой кромке леса, застилающей горизонт.

Взрыв песка под колёсами чёрного, как гигантский жук, джипа вывел статную дачницу из себя. Джип тормознул напротив её дома и обдал фонтаном песка разросшийся вдоль чугунных стрел забора куст красных роз. Закипая внутри себя, дачница выскочила на крыльцо своего дома, не подумав набросить на плечи ничего тёплого. А месяц предстоял самому холодному в осени. Только повязка из шерсти обнимала её спину, а щёки зарделись в тон брючному костюму алого бархата, который сидит на её фигуре не хуже, чем на олимпийских гимнастках.

И стоило только хозяйке взять первую ноту гнева, двери джипа отворились. Она тут же всплеснула руками и запричитала, заголосила, как простая баба: «Ах ты мой сыночек, ах ты котёнок… Как ты?.. Что ты?» Так и голосила до того мгновения, пока из джипа не выбрались два длинноволосых молодца, оба в чёрном прикиде и в неоправданно дорогих кроссовках.

Один из них — «сыночек родной», худощавый брюнет, а другой — упитанный тёмный блондин. Блондин шагнул навстречу хозяйке дачного дома и остановился, его опередил брюнет, который ринулся к ней и заобнимался. Повязка из шерсти соскользнула с поясницы женщины, но она не заметила, что спина лишилась сухого тепла, теперь её сердце согревалось живым огнём. Она причитала, но не пролила ни одной слезинки. Казалось, эмоции её просто не доходят до глаз.

— Котёнок… Мать забыл. Что же приезжаешь так редко?

— Ма, — не выпуская из объятий женщину, произнёс брюнет. — Мне ведь труднее, чем тебе. У тебя рядом муж, дочери, внуки.

— Коляша, Коленька, ну что же ты говоришь… Мать ты забыл. Вдруг умру и не повидаю тебя, сыночек, — вздохнула дачница по-театральному трагично.

— Мама, ну чё ты? Ма, — захлопал глазами юноша, не находя слов.

— Вдруг умру, а мы так и не увидимся, — углубила драматизм мама, ловя смятение «котёнка». — Коляша, мальчик мой…

На этот раз мальчик не сплоховал, а тут же надавил на болевые точки матери.

— Я такой голодный, ты не представляешь, — схватился за голову он. — Этот изверг, — Коляша указал на остолбеневшего друга, упитанного блондина, — когда я был за рулём, сожрал все бутеры мам Лены, а мне на заправке даже булочку не дал купить, садист.

Дачница задышала порывами, плач одинокой матери потерялся в обязанностях заботливой хозяйки. В одно мгновение в носовом платке она погасила стенания и объявила:

— Ой, бедные, проголодались, пойдёмте в дом. Что это я вас тут на холоде держу? Тимур, проходи, проходи, не стесняйся.

Сытый «изверг» несмело ступил на крыльцо и ответил задире гневным взглядом и непристойным жестом.

Мама в шутку шлёпнула задиру и остановила конфликт:

— Тимур, успокойся, а то я не знаю, что мой сын балабол, и бутерброды он не ест, и не ел никогда. Мы в детстве с ним даже в «Макдональдс» не ходили. И это святая правда.

— Видишь, Тим, какое трудное детство у меня было, полуголодное. Одноклассники набирали калории в «Маке», а я драл связки на сольфеджио, — не унимался голодный сын и, как кузнечик по траве, скакал по террасе в своих до сумасшествия дорогих кроссовках.

Тим, скривив губы, отмахнулся, усталость от семичасового переезда дала о себе знать, во взгляде появилось раздражение.

— У меня готово всё. Закуски, салаты, рулет, — тембром драматического сопрано успокоила хозяйка требовательный музыкальный слух Тима. Тимур и Коляша, Тим и Никки, — два закадычных друга и вокалиста набирающего популярность в Москве музыкального бэнда.

— Я стол накрываю, — продолжала ласкать слух Тима хозяйка, — только гости-то где? Коля по телефону сказал, что гости едут и завтра приедут.

Коляша пожал плечами и блеснул глазами, а Тим промямлил:

— Тут. Щас будут.

— Тима, я твоих родителей ожидаю, Льва Павловича, Елену Юрьевну, — пояснила мама, — да и всех ребят из группы. Где Денис? Майк?

Тим прищурился и поднял голос на тон, пришло его время лепить пародии:

— А что, жертва голодомора не рассказала? — Стрела попала в цель, и Никки рассмеялся, тёмные волосы заволновались на его стройной спине. А Тим кашлянул от фальцета и продолжил классическим баритоном: — Ох! Ребята и родители выезжают сегодня ночным поездом и, как и было оговорено, — Тим с ехидством посмотрел на друга, — к вам попадут завтра утром. Это ваш голодный рвался к родному столу, мы в три ночи выехали, трэш! — Он тряхнул львиной гривой. — А отец с аппаратурой, инструментами не хочет в темноте по автодорогам ползти. Да и выспаться ему надо нормально, а не водилой руководить. Он же дремать не станет, весь мозг водителю вынесет, а мама с ума сойдёт. Так что гости поездом.

— Мы встречать поедем, — добавил Никки.

— А кто же тут? — потеряла мысль мама Ника. — Тимур, ты же сказал, гости тут.

— Ну да, — промычал Тим. — Я устал, в общем, дико. Первый раз семь часов за рулём. Голодный-то наш дремал до рассвета. Так голод легче переносить. Он всё затеял с гостями. Пусть сам докладывает.

— Да, и машина у тебя новая. Первый раз вижу. Отец купил? — спросила хозяйка дома.

— Это отец себе новую купил, она в гараже стоит, или мама за рулём. Мне свой джип старинный отжалел, лет двадцать ему, наш с Никки ровесник. Отец на нём и не ездил почти, мама его возит всю жизнь. Он у нас царь. Так что джип этот расконсервировали, классный, немецкий. Салон кожаный, электроника устаревшая, но это по мне, я за механику. Я вообще на мистическом уровне с автомобилем общаюсь. Мой конь, короче.

— Вот я и не узнала вас. Я думала, отец привезёт завтра всех, прямо с поезда. А тут грохот, визг. Думала — опять новые дачники, будь они прокляты, ралли устроили. Они фотки ещё делают, когда тормозят, чтобы песок в камеру ударил. Это у них круто считается, — возмутилась хозяйка и набросила скатерть на стол. Старинный буфет радостно скрипнул дверцей, довольный тем, что опять правит балом. — А где ж это вы выступаете? Я ни одной афиши не видела, в Интернете пусто. Я уж и не знаю, как хвастаться? Что людям говорить? — спросила она, подкладывая салфетки к столовым приборам.

— Скажи, что мы только для НЛО лабаем. Круто будет. Зашибись, — отшутился её сын, хватая маринованный корнишон с хрустального блюда.

— У нас концерт на закрытой вечеринке, — пояснил Тим, пропуская мимо ушей ответ друга. — Завтра. Где-то в непроходимых топях, здесь, под Минском. Болота партизанские. Мы с Никки впервые, а отец с мамой раза два ездили, давно правда, я ещё в школу ходил.

— Что это за вечеринка на болоте? Для кого? Для лосей и медведей? — сострила мама Никки и жестом пригласила сыночков к столу. На кухне засвистел чайник.